Анастасия Романова

 

61

Все придворные опустились на колено перед новым королем, включая короля прежнего.

Ответственность за всю страну смыла на время боль и горе ( и чувство вины ) , он окунется в него потом, после войны…

А пока он отдавал приказы, и его слушались беспрекословно. Впервые король летал на драконе и, действительно, мог похвастаться, что видел каждого солдата.

* * *

Оплакивать и хоронить погибших было некогда, Антониэль со своим войском гнала порождений к Торфяным шахтам. Смерть своей приемной дочери она почувствовала мгновенно, еще в бою. Она согнулась от боли в сердце пополам. Хранительницу захлестнула волна ужаса и горя, но она не разрешила гневу завладеть собой. Эльфийка должна была думать, как предводитель своего народа, как полководец. Для этого НУЖНО было отключить сердце и превратиться в скалу, неживую и бездушную… Она продолжила бой…

 Через день, недалеко от шахт эльфы поравнялись с гномами. Удивительно, приземистые рудокопы вылезли из своих нор на поверхность. В стройные шеренги лучников и магов-эльфов вклинилось немного неуклюжее войско гномов.

Они гнали порождений, как пастух гонит овец на пастбище, а снег заметал все следы их передвижения, как будто сам Арлатан хотел, чтобы на его земле не осталось даже следов ВРАГА.

* * *

Скаймира почувствовала смерть одного из братьев, пожалуй, сильнее, чем когда бы то ни было. А на ее веку было много несчастий. Те, кто находился вблизи реки Блэйделин и на окраинах Кирквона слышали ее полустон-полурык и страшный громкий вой.

Она полетела к кладовой, и чтобы не  начать уничтожать в порыве гнева и страданий чужую кладку, попросила Пендрагона замуровать себя магическим способом в одной из пустых пещер. Каждый удар ее хвоста сопровождался громким плеском в реку лавы какого-нибудь валуна, слетевшего от этого удара. Брызги от оранжевых рек попадали на шкуру драконицы, оставляя там черные проплешины от ожогов. Во время такого всепоглощающего горя магия покидает драконов, чтобы в гневе не разрушить гнездо и не убить себе подобных, и шкура их становится такой же уязвимой, как шкура лошади.

Боль от ожогов брала часть душевных страданий, но когда Золотой дракон выпустил свою подругу, она была похожа на серебряного леопарда с черными пятнами ожогов.

- Скай, Крылан не зря послал тебе Серебрянку. Это война, и потери неизбежны. Ты ведь не думаешь, что драконы непобедимы? – он уговаривал драконицу, как маленькую девочку.

- Да, ты, наверное, прав… Но кто бы из них не погиб, он слишком молод! Почему они должны погибать? Так больно! – слезы опять закапали из ее потухших глаз. – Я не желаю больше терять никого из драконов, мы вступим в борьбу только, если порождения пересекут Хаткалу по мосту драконов или вплавь, – она расправила крылья и гордо отправилась в пещеру к своей маленькой Серебрянке.

Драконы не имели ничего против нового приказа Скаймиры и Пендрагона.

* * *

Лес Фонфорна озарили ночные костры, где сидели то там, то тут эльфы Кирквона.

- В Арлатан вернулись наши собратья, но настал Мор, и они гибнут, – сказал лучник-охотник клана.

- С ними эльфийская колдунья на драконе, они отобьются, –отмахнулся еще один, помоложе, явно не желая участвовать в смертоносной войне.

 Третий бросил хворост невдалеке от их стоянки и подошел к костру:

- Они погибли! Или вы не слышали, как кричала драконица? – возмущенно спросил он, садясь между ними.

- Так много смертей в эти времена, жаль, по слухам она была совсем молодой, – сказал эльф подкидывая сушняк в костер.

- Наш правитель отправил братству «Неясыть» заказ на уничтожение  «голубей», мало им смертей, – вздохнул еще один.

- Меня эта «птичья война» меньше бы интересовала, не вмешайся эти святоши в эльфийскую жизнь. Кажется, «Неясыть» очистила Кирквон от этих «пастырей», – он фыркнул и сплюнул в костер, от чего тот нервно зашевелил огненными языками и недовольно зашипел для порядка.

* * *

Государство Урдюкхай выставило по границе посты вооруженных орков и ввязываться в войну не собиралось. Хмычкарык вошел в шатер вождя, последний слегка осунулся, когда узнал, что его дочь Вторая сбежала. И с кем!!! В его сердце, на удивление самого правителя, закопошилась тоска, он вдруг понял, что скучает за своей непослушной дочерью. Но как она посмела сбежать с самым странным и несносным орком – Ургучем.

Ургурухар в гневе сразу отрекся от своей дочери, и, получив письмо с  вестью о том, что она теперь «Ночной странник», он разорвал на клочки послание и бросил в огонь. Долго еще гнев бушевал в его огромной груди. Разбив и разломав всю мебель в пещере, вождь, обессиленный, оперся на обломки трона.

 - Войска ждут вашей команды, Великий Ургурухар, – поклонился вошедший полководец, на носу которого красовался новый шрам.

- Угх!!! – это был весь ответ вождя, который сразу отвернулся от вошедшего и подошел к своей старшей дочери, что невозмутимо ожидала, когда пройдет приступ у ее отца в сторонке. Он стал что-то нашептывать ей на ухо. Она одобрительно кивнула. – Хмычкарык! Ты вдов, но пора тебе жениться. В честь твоих подвигов, я разрешаю тебе жениться на моей дочери. Свадьба состоится завтра. Ургх!!! – его «ургх»означало «я все сказал». Решение принято и не обсуждается. Солдат  прекрасно понимал, что слишком стар для нее, что они чужие друг другу и понимания и согласия не будет между ними, но ослушаться приказа главнокомандующего орка – смерти подобно, он только поклонился в знак согласия и вышел из шатра.

Глава XXIII

Молодой король подошел к Фобоссу и обнял его за шею. Со стороны казалось, что они, обнявшись, молчат и о чем-то думают. Никто не догадывался, что друзья прощаются друг с другом перед страшным боем, и никто не слышал их мысленного диалога.

«Я теперь король, а значит должен вести войска и отдавать команды. На твоей спине это несколько проблематично», – сказал король.

«Мог бы обидеться и разъяриться, но понимаю. Буду охранять реку Хаткалу и равнину возле нее, если замечу порождений – им не поздоровится!» – ухмыльнулся дракон.

Король встал во главе армии. Ожидание битвы – самое тяжелое для солдата, и этот момент наступил.

Уже прошла ночь, и наступило холодное утро. Пороша засыпала глаза, а холодное солнце светило, но не грело…

Дрожь ожидаемой битвы сковало каждого солдата, и мечи со щитами, казалось, жили своей жизнью. Их звон в трясущихся руках был слышен далеко.

* * *

Полководцы оставались те же, что и при Зоргайне, они вели свою армию, хотя это было больше похоже на бегство. Куда гнали эту армию эльфы и гномы, порождениям было неизвестно. Порождениям не давали ни сна, ни отдыха…

Измотанные солдаты справа обошли по верху торфяные шахты, и вот тут началось.

Первая линия не заметила ловушек, обустроенных Литомом, и попала, кто в силки, растянутые на земле с грузом (в которых потом болтались враги , как мухи в коконе паука), кто в натянутые как обычные петли веревочные ловушки (когда врагов подвешивают за ногу петлей, которая затягивается под весом неприятеля), кто в так называемые волчьи ямы. Оставшиеся прошли буквально по трупам своих товарищей.

Пока был жив Архидемон и подпитывал их своей яростью – это было бы для них неважно, но теперь все изменилось. В их мелкие душонки пробрался СТРАХ. Они не могли спокойно смотреть на смерть своих друзей и боевых товарищей. Их воинственный дух таял словно туман, в головах их прояснялось, жестокий дурман покидал их головы, душу и сердце. Оставался только страх и желание выжить любой ценой.