Анастасия Романова

7

 

31

Часть II

Глава I

Рикмэ ходил по комнате, как загнанный зверь. Парень чувствовал, что-то должно произойти, и это что-то – не из приятных событий.

Он уже давно не закатывал ни игрищ, ни всего остального, что было в юности. Парень не общался со своими прежними приятелями из знати: Дэндино было уже давно не видно во дворце, Петрака убил младший брат на ристалище. Младший брат убитого друга пообещал, что убьет Вивьена. Что же касается приятеля Танакуса – он по-прежнему часто бывал при дворе, но в этом было столько фальши, что наследный принц стал подумывать о предательстве со стороны друга. Иначе, для чего еще можно все про всех узнавать, обещать прийти и не выполнять обещанного?

Общаться с игрушками принц более не мог. По иронии судьбы, он влюбился в эльфийку-игрушку. Любил ее нежно, с юношеской страстью и трепетом. Но однажды утром он узнал, что ее убили ради прихоти какого-то знатного лорда. Болезненное удивление, а потом праведный гнев и горечь захлестнули Рикмэ, когда он узнал, кто виноват в смерти его возлюбленной. Им оказался младший брат Петрака Раамон. Рикмэ ощутил себя в «шкуре» своего брата Вивьена, который решил наказать Петрака за убийство ни в чем неповинной эльфийки. Он понял, что чувствовал его младший брат тогда, давно, много лет назад, когда он рвался убить Петрака на ристалище. Он стал понимать, почему Вивьен убил бывшего друга.

- Поверить не могу отец, что я был таким же чудовищем. Но еще больше меня тревожит, что большинство знати в таких условиях воспитывают своих детей с детства, и в этом не видят ничего предосудительного, – принц смотрел в окно, наблюдая за пляской облаков.

- И  что же ты от меня хочешь?  Чтобы я запретил использовать эльфов в качестве игрушек, признать это преступлением? Тогда начнется бунт и гражданская война, – устало проговорил старый король.

Если приглядеться хорошенько, то черты пожилого человека со статной фигурой и царской осанкой можно было явственно разглядеть в облике обоих сыновей. Фамильное сходство удивительным образом отразилось в Вивьене. Ему досталась от отца рыжая шевелюра. Правда, у короля она уже давно была с серебряными прядями, как осенний оранжевый лист с изморозью. Бородка, аккуратно остриженная, не могла скрыть волевого подбородка, а серо-зеленые глаза имели привычку смотреть «по-солдатски» холодно.

- Я все понимаю, но понимаю также, что, когда взбунтуются эльфы, они тоже нас не пощадят. В любом случае, мы с тобой на самой грани от войны гражданско-эльфийской, тут еще орки с драконами «мутят воду», – юноша вздохнул, он уже давно изменился и понял брата, но пока у него формально были «связаны руки», ничего нельзя было сделать. Да и дадут ли ему проводить подобные реформы, когда он станет королем? Ведь для всей знати старый порядок вещей так удобен, что они будут всеми силами удерживать старый режим. А то, что при этом страдает сорок процентов населения и еще сорок вовсе умирает, никого из них не волнует. Так что ж поделаешь, денег и власти мало, на всех не хватает. Попробуй, обучи и накорми этих сорок процентов, к тому же править безвольным народом гораздо удобнее.

- Ты не забыл, что завтра день Лели? Будет пир. Танакус пригласил самого известного барда Лиандру, уж ее-то песни ты, надеюсь, знаешь? – усмехнулся в бороду король, прежде чем за его старшим сыном закрылась дверь в покои.

 Он тоже поначалу переживал поступок Вивьена почти как предательство. Как это так? Королевский отпрыск – и вдруг ночной странник?! Со временем он понял сына и простил. Что тут можно не понять? Он не принимал жестокость этого мира… Вернее, находясь во власти юношеского максимализма, Вивьен думал, что все можно изменить соответствующим указом, а отец просто упрямиться и не хочет ничего менять.

 

Глава государства зашел в тронный зал для приемов, который был уже украшен к завтрашнему празднику урожая и плодородия. На этот праздник игрушки обычно были нарасхват. Седой, с рыжими  подпалинами, старик покачал головой, обходя маленькие комнаты для уединения мужчин и женщин, их было около дюжины.

 

 

Молодая женщина кружилась перед огромным зеркалом во всю стену. Безупречную фигуру окутывало такое же безупречное платье по последней моде со всевозможными разрезами (по бокам на юбке до середины бедра и на правом рукаве до плеча). Левый рукав был таким же, но без разреза по одной причине, под ним прятался метательный нож.

Она настроила лютню и стала выбирать репертуар, желательно с небольшими паузами, чтобы можно было успеть бросить оружие и продолжить, как ни в чем не бывало. Это был единственный верный способ для нее, чтобы остаться вне подозрений.

Лиандра никогда не задумывалась о моральной стороне вопроса: ей платили достаточно за обычных «клиентов» и сверхдостаточно – за высших.

Ни одного раза девушка не испытывала угрызений совести или хотя бы жалость к своим жертвам. В ее очаровательной головке ни разу не промелькнула мысль: «Нет! Я не могу этого сделать»…

Наступил день праздника богини любви и страсти, богини урожая и плодородия. Кое-кто был бы не против, чтобы и женщины были бы так же плодовиты, хотя бы на ласки. Зал приемов потихоньку наполнялся гостями и теми, кто их обслуживал. Праздничный хаос царил повсюду.

Рикмэ пришел в зал в самый подходящий момент: почти вся знать собралась. На помосте крутились актеры, знаменитого барда еще не было. Вино текло даже не рекой, его было целый океан, закусок тоже было больше, чем достаточно. Планировался настоящий «праздник» для всех любителей вкусно поесть, желательно под самую макушку.

В самом разгаре праздника, когда луна взошла на небесную сцену, в окружении звезд, на людском помосте, в замке взошло еще одно «светило» - Лиандра  – самый лучший бард.